Был 1993 год. Подружки, с которыми мы работали в городской газете, опасаясь грядущего сокращения, стали подыскивать себе новую работу. И подыскали. На тот момент это была самая респектабельная и богатая редакция не только в Крыму, но, пожалуй, и на Украине. Пошли устраиваться, меня захватили с собой, так как собирались сразу же и проставиться. Пока девицы мои парились в отделе кадров, я поджидал их в редакционной курилке рядом с лестницей. И вдруг увидел, как по лестнице поднимается ангел. Невысокая, очень стройная, с рыжими кучеряшками – я влюбился сразу и по уши, как ни до этого, ни после не влюблялся. Пришлось и мне зайти в отдел кадров. Трудоустроиться. Чтобы быть поближе к ангелу.

Ангела звали Нинка. Она была племянницей крутейшей крымской банкирши, а в редакцию устроилась, видимо, от скуки. Тут надо пояснить: тёткин банк и наша газета были звеньями одного механизма под названием «Импэкс-55-Крым». Структуры, давшей Крыму первого президента. Так что однажды Нинкина тётка запросто зашла в редакцию и спросила, нет ли какой работы для её чахнущей от безделья племянницы?

Нинка жила с тёткой и её малолетней дочкой в одной квартире. Там же обитали Нинкины младшие братья и мама. Они сбежали из Прибалтики и поселились в Симферополе, без паспортов и прописки. Почему так вышло – я не знаю, Нинка не рассказывала, а я не расспрашивал.

Мне было 26, полгода, как я ушёл от жены. На развод я уже подал, но оказалось, что разводиться нам придётся через суд – был общий ребёнок. Жена развода мне не давала. Короче, я был в подвешенном состоянии, и неопределённость меня злила. Зарабатывал я средне, помимо журналистики был приработок, но небольшой. Ни машины, ни собственной квартиры. Голь перекатная, и только.

Надо ли говорить, что поначалу Нинка на меня не обратила никакого внимания? Внешне-то я не фактурный, скорее толстый. Иногда мы разговаривали, так, не о чём. Но и намёка на флирт быть не могло: кто она и кто я! Впрочем, постепенно я расписался в газете, обрёл хилую популярность, по кабельному ТВ стала мелькать моя рожа, потом я замелькал уже на метровых волнах, короче говоря, меня стали замечать. В основном замечали политики и бандиты, но чуть позже заметила и Нинка.

В начале августа мы поехали на море, большей частью редакции. Нинка тоже поехала. И там, на море, у нас началось. Внезапно, откуда что взялось. Как нахлынуло: мы нравились друг другу. Это было очевидно. Мы бродили по Ялте, болтали часами, купались, смеялись – нам было хорошо. Мне нужно было уехать на день, по делам, а у Нинки как раз был день рождения. Но я успел, вернулся с букетом роз. Вот только за время моего отсутствия что-то произошло: Нинка встретила меня холодно, цветы не взяла и тут же уехала в Симферополь на той же редакционной машине, на которой я приехал двадцать минут назад.

Я был в шоке. С чего вдруг такая реакция, ведь всё было удивительно хорошо!

То ли мои болтливые подружайки рассказали Нинке о моём неоконченном разводе, то ли ещё что-то произошло – понятия не имею. Но Нинка стала меня избегать. Месяц она меня изводила своим подчёркнутым невниманием, а потом уволилась и исчезла. У меня началась паника. Делайте скидку на то, что я был молодой, горячий и, наверное, глупый. Молодости это свойственно.

Что делать? Я узнал, что от тётки она переехала к какой-то подруге (я знал эту девицу и, увы, с нехорошей стороны). Не сидеть же на заднице: сажусь в машину к коллеге, и мы едем за Нинкой. Поднимаюсь в дом, выманиваю её из квартиры и вталкиваю в автомобиль. Педаль до пола - и мы рванули. Но куда ехать? Везти Нинку к ней домой? Она оттуда ушла, уйдёт снова. Ко мне? У меня дома мама, пребывающая в шоке от моего развода. Поехали в редакцию, точнее, в редакционный бар. Сели. - Ну и зачем ты меня украл? - Хочу быть с тобой. - Мы никогда не будем вместе. Мы разные. – Но нам же было так хорошо! – Это была игра. Всё, забудь меня, я ухожу.

Так мне ни черта и не объяснила.

Моя коллега и хорошая подружка Светка всю эту историю наблюдала от начала до конца: с трудоустройства и до поездки на море. Светке меня было жалко, она меня любила по-своему, к тому же мы были соавторами и соведущими на ТВ. Ей хотелось мне помочь. И она знала как.

Я никогда не верил в экстрасенсов, в разные чудеса – и Светка об этом знала. Поэтому заманила меня к Колдуну она хитро: мы вернулись из Евпатории, с переговоров (пытались пристроить нашу программу на тамошние кабельные сети), и Светка предложила заехать на дачу к хорошему знакомому, типа, она ему что-то передаст. Хрен бы, мне что, жалко? Заехали. Колдун оказался тридцатипятилетним парнем. Бородатый, бодрый такой, глаза навыкате. Говорит вроде бы внятно, правда, в речи проскакивают разные чудеса, но, кажется, не псих. Светка мне: может, поговорите? Ну ладно, чего ломаться, раз уж приехали… Рассказал я ему о Нинке, о том, что у нас с ней приключилось. Колдун и говорит: помогу твоей беде. Но и ты мне помоги: я тут без работы остался, денег нет ни хрена, а у тебя на телестудии, слышал, есть вакансия. Устрой, а? А уж я тебе отслужу. Ладно, говорю, приходи на работу, будешь нам на телестудии бодрость духа создавать - на зарплате, само собой. Типа, психолог штатный.

Договорились. Я Колдуну, честно говоря, не верил. Как не верил вообще в чудеса. Но раз такое дело… Обещает… И Светка в бок подпихивает – соглашайся, он многое может, да-да… Колдун вообще смешной был: своему Москвичу-408 двойное дно из железа соорудил, типа, броня. Москвич еле ездил – тяжёлый же, зараза. Жил «на даче» - в какой-то халупе на отшибе, которую он променял на прекрасную квартиру в центре города. Всё время рассказывал, как он воюет с Великими Игвами – что за страсть, я не знаю, не спрашивайте. Ладно, думаю, пусть дурдом, но раз Светка божится, что всё работает – пусть. В крайнем случае, набью ему морду.

И Колдун вышел на работу. Врать не буду: работа у нас на тот момент закрутилась, как никогда. Попёрла реклама, деньги зашуршали. С Колдуном я делился, не обижал. Ездил к нему в гости. Одно меня напрягало: подвижек с Нинкой не было никаких. Нинка время от времени появлялась в тёткином ресторане, который размещался в одном с нами здании, но мы не пересекались.

И вот пришёл март. Полгода прошло, как Колдун начал свои привороты. Я уже ему намекать стал, нежно так. И тут он говорит: сейчас всё и случится. Едем в студийном микроавтобусе, останавливаемся зачем-то – Нинка. Привет-привет, как дела, туда-сюда. А рот у неё до ушей, улыбается, рада меня видеть. Ну, а у меня душа не просто поёт, я уже на небесах. В общем, на следующий день мы проснулись в одной постели. И сразу скажу: такого секса ни у меня, ни у неё (так чувствую!) не было ни до, ни после. Это была фантастика, какой-то наплыв чувств. Я даже не знаю, как это описать.

Я поверил в чудо! Месяц у нас было всё замечательно, вроде бы у меня и с разводом подвижки начались, мы уже готовились подавать заявление. На майских заехал к Колдуну – привёз ему зарплату. Захожу в дом – там Нинка, её мать и ещё какие-то люди. Нинка, типа, меня в упор не видит. Колдун мне: тут такое дело, в общем, у вас ничего не выйдет. dedurs.ru И Нинка: не хочу тебя видеть, я же говорила, что вместе мы не будем, а всё, что было с нами – всего лишь каприз судьбы. Я тебя не люблю.

Моя беда в том, что я очень нервный. Я достал пистолет – времена были лихие, безоружные не выживали – и упёр его дуло Колдуну в лоб. Не впритык, но было близко. В доме – минута молчания. Финал «Мёртвых душ».

Я всегда веду себя по-разному в состоянии аффекта. Заметил за собой. Могу дать в морду, и не раз. Могу спокойно развернуться и уйти. Могу устроить скандал. От чего это зависит - не имею ни малейшего представления. Колдуну просто повезло. Так мне обидно в тот момент стало, что я его даже не ударил. А сначала вообще хотел пристрелить там же... Но как сверху кто-то воздухом охладил свежим, мол, остынь. Я отвожу ствол в сторону и стреляю – первые две пули в обойме у меня были холостые (менты научили, чтоб беды не наделал, две предупредительных и только потом боевыми и в цель). Нервы у меня на пределе. Я разворачиваюсь – чтобы не видеть Нинку – и выхожу. Мы с водилой уезжаем.

Думаете, это конец истории? Как бы не так. Светка почувствовала, что что-то не срослось. А, поскольку она была девушкой, идущей до конца, нашла она мне другую Колдунью. Я уже пребывал в лёгкой прострации от того, что сначала всё так было замечательно, а потом – резкий облом. В общем, всё по новой. Только на сей раз надо мной чего-то бормотали при свечках и заставляли меня читать какую-то беспросветную лабуду. Обещая результат. Дальше расписывать не хочу, скажу лишь, что его не воспоследовало. Зато через год я женился совсем на другой женщине. Безо всякой любви. Скорее, от скуки, точней, от тоски.

Но был ещё один эпизод. О нём умолчать не могу. С этой Колдуньей мы подружились. Звали её Тамара-Мать Рэкетни. Тамара мне сочувствовала, но с приворотами у неё точно что-то не клеилось. А я Томке симпатизировал, хорошая она была тётка, очень душевная. Помогал ей появляться на ТВ. Однажды приезжаем к ней домой, снимать очередную программу «Целитель». Дело было весной. Садимся, устанавливаем камеру, свет, начинаем. Она чего-то вещает о том, как лихо она по фотографиям умеет предсказывать судьбу. А у меня в кармане фотографии Нинки и её младшего брата – помните, я говорил, что у них не было паспортов? У меня был шанс сделать эти паспорта через «контору», услуга за услугу. И вот я даю Томке фотографию Нинкиного брата и говорю: предсказывайте, мадам. И она говорит: вижу труп, несколько пуль. Но умер он не от этого, ему голову разбили молотком. Лежит на пустыре. Я говорю, Тома, это Нинкин младший брат, он живой и здоровый, окстись. Вон, через дорогу от тебя живёт. Посмеялись и забыли.

Прошло полгода. Возвращаемся из Москвы, заходим в ДКП – там все с похоронными рожами. Поминки. Поминают в ресторане Маратика, брата Нинки. Нашли на пустыре с пулевыми ранениями и разбитой головой. Всё, как рассказывала Тамара.

Правда, был нюанс. Тамара, изложив мне по весне историю Маратика, спросила: помочь? Я ответил: не надо. Знали об этой истории, помимо нас с Томкой, ещё два человека. Узнала о ней и Нинка.

Больше мы с ней никогда не встречались. Никогда.